Николай вавилов — первый хранитель биоразнообразия растений — «наука»
Вавилов мало известен широкой публике. Но именно он первенствовал ученым, понявшим, что для спасения человечества от голода нужно оберегать генетическое разнообразие культурных растений со всех стран методом создания особых «банков-семенохранилищ». Как ни парадоксально, но погиб ученый в колонии от голода в эру сталинизма.
Всем (либо практически всем) уже доводилось слышать из средств массовой информации о глобальном семенохранилище на Шпицбергене, собственного рода огромной морозилке футуристического вида, выстроенной в горном районе Арктики. Открытый в 2008 году банк семян рекомендован для защиты самой громадной коллекции полезных культурных растений со всех стран — таких, как бобовые, рис либо пшеница — от самых разнообразных потенциальных трагедий, дабы сохранить главные источники пропитания человечества. Но мало кто знает, что мысль сохранения биоразнообразия сельскохозяйственных культур появилась сто лет назад и в собственности русскому ученому.
Как раз в 1916 году Николай Вавилов, биолог, генетик, географ, селекционер и агроном, отправился в собственную первую экспедицию в Персию (сейчас Иран) для сбора семян, выращиваемых в более и менее «экзотических» регионах. Интенсивная работа в различных уголках земного шара не будет прекращаться всю жизнь ученого и приведет к созданию, уже в первой половине 20-ых годов XX века в Петербурге (тогдашнем Ленинграде), первого в мире банка семян.
«Вавилов грезил победить голод во всем мире, и его замысел заключался в том, дабы применять молодую науку генетику для „супер-растений“, талантливых расти во всех климатических зонах и местах — от песчаных пустынь до ледяной тундры, не обращая внимания на засуху либо наводнения», — читаем на сайте канала Russia Today. А дабы реализовать эти планы в лаборатории, ученому требовалось иметь в своем распоряжении мировое генетическое разнообразие.
Коллекционер растений
Николай Вавилов появился в Москве 25 ноября 1887 года. Его папа был «успешным торговцем с миллионным состоянием», определим мы из размещённого в 1994 году в издании Nature отзыва на первую (вышедшую в первой половине 90-ых годов двадцатого века в переводе на английский) из самые важных работ Вавилова, собранных в книге «география и Происхождение культурных растений». По окончании Столичного сельскохозяйственного университета Вавилов практически год, между 1913 и 1914 годом, провел в Великобритании, в лаборатории Уильяма Бейтсона, пионера современной генетики — что фактически и ввел в оборот слово «генетика» в 1901 году.
В то время, когда началась Первая мировая, Вавилов возвратился в Москву и в Саратовском университете (в городе, расположенном приблизительно в 700 километрах к юго-востоку от Москвы, на берегу реки Волги) начал проводить изучения по устойчивости растений к заболеваниям, сообщается в Nature, «обратившись после этого к изучению диких сородичей культурных растений и формулировке идеи о том, что все одомашненные растения появились в доисторическую эру в территориях, отмеченных деятельностью человека». И дабы доказать эту догадку, Вавилов организовал экспедиции «к местам, предположительно заселенным самый древними народами».
Так были выяснены первые пять «центров происхождения» культурных растений. Позднее их число (в соответствии с источниками) выросло до семи либо восьми.
Увлечение Вавилова растительным миром началось весьма рано. «Вавилов занялся коллекционированием растений еще в юные годы: дома у него был маленькой гербарий», — пишет в статье для издания Economic Botany от 1991 года Барри Мендель Коэн (Barry Mendel Cohen, посвятивший ученому собственную диссертацию ).
«Но, — продолжает Коэн, — первой настоящей экспедицией для сбора растений стала его поездка в Персию в 1916 году», в самый разгар Первой Мировой. По состоянию организма Вавилова не могли призвать в армию, и тогда министерство сельского хозяйства решило послать его с данной миссией в Персию.
Экспедиция, длившаяся с мая по август, очевидно, не обошлась без приключений, отмечает Коэн. «Во-первых, на границе власти России задержали Вавилова и не отпускали в течение трех дней потому лишь, что у него нашли пара книжек на немецком языке и ежедневник, что ученый вел на британском» — привычка, купленная им на протяжении нахождения в Англии. Вавилова «обвинили в том, что он германский шпион, и отпустили лишь тогда, в то время, когда пришло официальное подтверждение подлинности его документов», додаёт Коэн.
Но приключения на этом не закончились. «Его караван пересекал пустыню в районах, где температура превышала 40 градусов по шкале Цельсия в тени, и проходил в 40-50 километрах от линии фронта на русско-турецкой границе», — кроме этого информирует Коэн.
Если судить по перечню мест, каковые Вавилов успел посетить до начала 1930-х годов, ученый не страшился страшных обстановок (будь они обусловлены рельефом, климатом, вооруженными конфликтами либо самой обычной преступностью), в каковые ему часто доводилось попадать.
Он посетил более 64 государств и изучил 15 языков, дабы иметь возможность разговаривать конкретно с фермерами. «Он был одним из первых ученых, что вправду прислушивался к коренным крестьянам, деревенским обитателям в самых различных государствах мира, дабы определить обстоятельства, по которым те вычисляют ответственным наличие на их сельскохозяйственных угодьях разнообразных семян», — поведал в 2010 году в интервью американскому национальному радио ботаник и эколог Гэри Пол Набхэм (Gary Paul Nabham), создатель биографии Вавилова.
По окончании Персии, продолжая работу по сбору местных видов растений, Вавилов совершил пара поездок в памирские горы Центральной Азии; пересек ранее не изученные территории в Афганистане; путешествовал по государствам средиземноморского региона Европы (включая Португалию). На юге Сирии он переболел малярией. Был в Палестине и в Африке, в Абиссинии (сейчас Эфиопии), где подхватил тиф.
Организовывал экспедиции в Китай, Японию, Корею, Тайвань, Северную, Центральную и Южную Америку.
Кроме этого сообщается, что в первой половине 20-ых годов двадцатого века он совместно со своим русским сотрудником был приглашен на американский конгресс по заболеваниям хлебных злаков — Коэн именует это «приглашением исторической важности, потому, что это первенствовал случай научного сотрудничества между Соединенными Штатами и сравнительно не так давно созданным СССР». Приглашение кроме этого говорит о том, что работа Вавилова к тому времени уже взяла широкое признание за пределами России.
Лысенко, заклятый неприятель
Начиная с 1920 года и в течение 20 лет Вавилов руководил Всесоюзным университетом прикладной ботаники и новых культур (потом переименованным во Всесоюзный университет растениеводства им. Вавилова), что находится в Ленинграде. Им было создано 400 умелых станций по всей территории СССР, на которых трудилось около 20 тысяч сотрудников.
Ученый опубликовал много статей по генетике, биологии, селекции и географии растений.
За 16 лет, совершённых в экспедициях, его ученики и Вавилов собрали около 200 тысяч образцов семян, произрастающих на территории СССР и во многих вторых государствах мира, после этого на станциях селекции эти образцы подвергались классификации и анализу. «Так зародился первый глобальный генетический банк растений», — читаем в упомянутом выше критическом обзоре Nature за авторством Валерия Сойфера (Valery Soyfer) из Университета Джорджа Мейсона.
Но с 1935 года личную и опытную судьбу ученого начала омрачать фигура самого главного неприятеля Вавилова — а в действительности неприятеля генетики и советской науки в целом: Трофима Лысенко (1898–1976).
В отличие от Вавилова, что происходил из зажиточной семьи и потому a priori считался неблагонадежным, Лысенко вырос в крестьянской среде, и ему удалось закончить курс по агрономии. В конечном итоге, одним из первых, кто начал хвалить и поощрять работу Лысенко, был сам Вавилов, посчитавший молодого человека хорошим «сыном» большевистской революции.
Через пара лет Лысенко сделался любимым «двигателем» и учёным Сталина «советской генетики», что не мешало ему в один момент отрицать само существование генов и ДНК. Лысенко кроме этого пробовал скомпрометировать естественный отбор, главный процесс в теории эволюции Дарвина, вышедшей в середине девятнадцатого века.
Как поясняет Сойфер в второй статье в издании Nature от 1989 года, сейчас никто не сомневается в том, что деятельность Лысенко содействовала разрушению сельскохозяйственных, биологических а также медицинских наук в Советском Альянсе.
Однако, в начале собственного возвышения Лысенко удалось одержать очевидную победу над голодом, охватившим СССР во время насильственной коллективизации. А во второй половине 20-ых годов XX века он заявил о том, что изобретенная им методика называющиеся «яровизация» разрешит выращивать озимую пшеницу, которая в большинстве случаев зацветала лишь в весенний период. Данный прием в итоге себя не оправдал, и обещания Лысенко повысить производительность были не выполненными.
Но он отнюдь не собирался отвечать за неудачи и всю вину переложил на Вавилова, человека, которому во многом был обязан собственной славой. Так Лысенко превратился в его заклятого неприятеля.
Как следствие, по окончании возвращения Вавилова из Мексики в первой половине 30-ых годов XX века ему не разрещалось выполнять новые поездки. А с 1934 года Лысенко сделал из ученого «козла отпущения в контексте провальной политики Сталина в области сельского хозяйства», читаем в издании Science от 2008 года.
В то время, когда Вавилов осознал, что происходит, он перешел к критике «науки» Лысенко, вступив в спор, что завершился «победой» псевдоученого Лысенко — и катастрофой: арестом Вавилова 6 августа 1940 года органами НКВД.
«Вавилов занимался сбором образцов растений на Украине», в то время, когда его арестовали, пишет в 2008 году в Nature Ян Витковский (Jan Witkowski), генетик лаборатории Cold Spring Harbor (США), по поводу публикации книги об убийстве Вавилова. Уже в Москве ученый был подвергнут ужасным допросам, длившимся в течение 11 месяцев. В июле 1941 года Вавилову и двум его сотрудникам был вынесен смертный решение суда.
Двух ученых расстреляли, в то время как решение суда Вавилова был в конечном итоге заменен 20 годами заключения в тюрьме… в Саратове, том самом городе, где 26 лет назад ученый начинал собственную карьеру. Два года прожил Вавилов в подземной камере без окон, в столь тяжелых условиях, что заболел цингой.
Вавилов погиб от голода в Саратове 26 января 1943 года в возрасте 55 лет. Кроме того его супруга, возвратившаяся в данный город на жительство, не знала, что ее супруг был так близко.
Вавилов был частично реабилитирован — а Лысенко совсем скомпрометирован — в 1965 году при тогдашнем главном секретаре СССР Леониде Брежневе, под давлением русских диссидентов физика писателя Александра и Андрея Сахарова Солженицына, говорит Барри Мендель Коэн.
Отсутствие Вавилова не осталось незамеченным мировым сообществом. Сам Уинстон Черчилль пара раз обращался к Сталину, дабы выяснить, что произошло с Вавиловым. А в письме, размещённом в издании Science от 21 декабря 1945 года, Карл Сакс (Karl Sax) из Гарвардского университета (США) вопрошает: «Где же Вавилов, один из величайших русских ученых и наибольших мировых генетиков?
Вавилов стал президентом Интернационального конгресса по генетике, прошедшего в Эдинбурге во второй половине 30-ых годов двадцатого века, но не показался на нем и с того времени мы ничего о нем не знаем. Отечественная Национальная академия наук сказала, что Вавилов погиб. Как он погиб и из-за чего?»
Некоторых сотрудников Вавилова кроме этого постигла ужасная участь — правда не в колонии, а в блокаду Ленинграда немецкими армиями с 1941 по 1944 год, из-за которой от голода погибли десятки тысяч граждан.
В другом письме, размещённом в издании Science в 2003 году, с просьбой к Владимиру Путину сохранить драгоценное собрание ленинградского Университета (что чуть не был снесен застройщиками) три американских антрополога коротко резюмировали, что произошло с теми учеными: «Не обращая внимания на сильное недоедание и на работу в нескольких метрах от огромных пищевых запасов [семян, клубней и плодов], ученые предпочли погибнуть, но не обеднить генетического наследия страны», «осознавая, какое ответственное значение оно имеет для будущего сельского хозяйства» СССР. Восемь сотрудников погибли в первой половине 40-ых годов XX века и «по крайней мере один из них (…), эксперт по земляным орехам, скончался прямо за рабочим столом», — пишут авторы.
Но как раз именно поэтому более чем смелому поступку ученых генетический банк растений ВИР сейчас есть одним из наибольших в мире.
