Как музыка влияет на наш мозг, здоровье и жизнь в целом

Автор: vitanuova ·

Мы – это музыка

Музыка оказывает значительно большее влияние на нашу жизнь, чем возможно представить. Эксперт по психологии музыки Виктория Уильямсон совершила целое изучение влияния музыки на нашу жизнь на всем ее протяжении – от утробы матери до старости – и узнала ответы на любопытнейшие вопросы, каковые разместила в книге «Мы – это музыка».

память и Музыка

Тема памяти неизменно меня завораживала. Я изучаю разнообразные нюансы психологии человека применительно к нашей музыкальной жизни, и наряду с этим неизменно всплывает тема памяти. Исследуя способности людей с амузией, в итоге прихожу к работе памяти.

В то время, когда выясняю, как музыка может оказать помощь изучению языка, приходится обращаться к серьёзной в этом роли памяти.

Кроме того в то время, когда я разглядываю хорошее влияние музыки при уходе за онкобольными, на передний замысел выходит важность музыкальной памяти человека.

«Мне нравится, в то время, когда моя музыка воскрешает во мне призраков. Осознаёте, не демонов, а призраков», – Дэвид Боуи.

Что такое память? Для большинства людей это часть ума, помогающая отыскать в памяти перечень приобретений либо пин-код и наряду с этим с наслаждением запихивающая в самый дальний уголок данные о том, куда мы дели ключи. Для меня память – подсказка в понимании опыта сознательного существования, ощущения и обучения идентичности; это клей, что удерживает нас в настоящем времени, разрешая думать над прошлым и планировать на будущее.

Дальше мы заметим, какими губительными смогут быть последствия разрушения памяти.

Термин «память» охватывает большое количество разных процессов, каковые разрешают сохранять и использовать данные и оказывать влияние на жизненные события. В данной главе обсуждаются две главные совокупности, на которых я остановлюсь подробнее: эпизодическая и семантическая память.

Эпизодическая – память на события во времени, а семантическая память – статичные знания. Разглядим апельсин (легко я ем апельсин, в то время, когда пишу эти строки): эпизодическое воспоминание о нем возможно воспоминанием о походе по магазинам, в то время, когда вы в последний раз брали апельсины, либо воспоминанием о прекрасном обеде с апельсинами на десерт; а семантическим воспоминанием будет знание о том, как съесть апельсин либо приготовить блюдо с апельсином в качестве ингредиента.

У эпизодических воспоминаний имеется временной элемент, другими словами вы имеете возможность заново воспроизвести их в воображении. Они смогут быть и автобиографическими, в случае если это воспоминания о событиях, каковые с вами произошли. При воспоминаниях этого вида люди смогут опять воображать себя в той ситуации, надеясь на свойство прибегать к «мысленному путешествию во времени» (определение психолога Энделя Тулвинга).

Но имеется и вторая, скрытая совокупность памяти. Имплицитные воспоминания – это виды знания, каковые тяжело обрисовать. В большинстве случаев это умения и наши навыки: игра на музыкальном инструменте, езда на велосипеде либо вождение автомобиля, плавание либо ходьба.

Нереально словами обрисовать все знания, нужные для езды на велосипеде: возможно давать ученику указания, но наконец-то ему придется на велосипед и постараться ехать. Дабы освоить эту сложную деятельность, ему необходимо организовать личные понятия о разных мышечных перемещениях, зрительных сохранения навыках и трудностях равновесия. Имплицитные воспоминания создаются подсознательно и незаметно содействуют действиям в повседневной судьбе.

У этих совокупностей памяти имеется различия, но они кроме этого в чем-то пересекаются и взаимодействуют. Для большинства семантических воспоминаний необходимо, дабы сперва сформировалось эпизодическое. Имплицитные воспоминания смогут кроме этого появляться как последовательность событий и фактов, каковые сначала свежи, а после этого неспешно откладываются в памяти, поскольку больше не требуют сознательного доступа либо внимания.

Любому, кто освоил какой-то навык, знаком данный процесс – в то время, когда переходишь от усердных, сосредоточенных размышлений к автоматическому навыку, требующему значительно меньше упрочнений Исходя из этого совокупности памяти, каковые я обрисовала, – это не отдельные «коробки для хранения» у нас в уме, а переплетенные процессы, играющие разные роли в зависимости от задачи либо неприятности, которую мы пробуем выполнить либо решить. Они – часть большой сети, которая слаженно действует, дабы мы имели возможность познавать и осознавать окружающий мир.

В данной главе я устрою для вас «экскурсию» по музыкальной памяти, уделяя особенное внимание крайним проявлениям склонности не забывать либо забывать собственный музыкальное прошлое, а время от времени нечайно возвращаться в него опять и опять. Разглядывая необыкновенные и обычно не хватает понятные изюминки музыкальной памяти, необыкновенные случаи потерь и способностей в данной области, мы в неповторимом ракурсе разглядим будничные виды сотрудничества, характерные всем благодаря музыкальности ума.

Звезда – опытные музыканты

Музыканты, стремящиеся стать исполнителями мирового уровня, сталкиваются с неповторимыми сложностями. Последние лет 200 существует мода – концертировать по памяти. Это относится не ко всем видам выступлений, но самым характерным примером возможно назвать стиль виртуозов, в то время, когда музыкант-звезда пытается показать собственные умения.

Сейчас возможно заметить выступления по памяти кроме того на конкурсах молодых музыкантов; а в то время, когда я была преподавателем, те, кто умел играться произведения по памяти, имели возможность рассчитывать на более высокие оценки.

Соглашусь, что для выступлений моя музыкальная память никуда не годится. Я ни при каких обстоятельствах не потребовала от учеников игры наизусть и предпочитала, дабы у них были ноты на случай, в случае если произведение внезапно вылетит из головы. без сомнений, это предпочтение появилось из-за собственного опыта: я ни при каких обстоятельствах не выступала по памяти. В случае если кроме того не учитывать ужас перед аудиторией, не разрешавший довольно часто концертировать, я всегда была визуальным музыкантом.

В то время, когда думаю о музыке либо пробую играться по памяти, ноты прокручиваются перед глазами. Со временем я убедила себя, что некоторым от природы дана свойство прекрасно играться по памяти, легко я не вхожу в их число.

Казалось, мой вывод отыскал подтверждение, в то время, когда я потом стала судьей музыкальных конкурсов и заметила, как участники игрались по памяти. Все это смотрелось так легко… и совсем поразительно. Помимо этого, имеется истории о людях с выдающейся музыкальной памятью.

Особенно довольно часто ссылаются на один случай из судьбы Артуро Тосканини – дирижера начала XX века.

Перед самым началом громадного концерта, в то время, когда Тосканини ожидал вызова на сцену, к нему подбежал взволнованный музыкант из оркестра. Он в отчаянии поведал дирижеру, что клапан для самой низкой ноты на его фаготе сломан, а за таковой маленький срок ничего нельзя сделать; как же ему играться? Тосканини набрался воздуха, прикрыл глаза рукой, с 60 секунд поразмыслил и ответил: «Все в порядке, данной ноты нет в сегодняшнем концерте».

Кроме того что Тосканини очевидно знал каждую ноту из партии всех инструментов оркестра в том концерте (возможно, около 70 музыкантов и как минимум два часа музыки); но еще, по свидетельствам, он знал наизусть каждую ноту из партий всех инструментов приблизительно в 250 симфониях, слова и музыку 100 опер плюс целые тома камерной музыки, произведений для фортепиано, скрипки и виолончели, и песен. Как по большому счету вероятно такое изумительное достижение памяти?

И лишь позднее, начав работу над кандидатской диссертацией, я выяснила, что музыкальная память – навык, а не дар; она начинается благодаря тренировкам и опирается на типы приемов, к каким прибегают фактически все специалисты по памяти, лишь в этом случае они приспособлены под музыкальные цели.

Специалисты по памяти видятся во всех областях деятельности, а самое массовое их мероприятие – Интернациональный чемпионат памяти. На этом конкурсе представлен последовательность дисциплин, ставящих целью запоминание изображений, чисел, стихов, дат либо карт в колоде.

Чтобы получить звание чемпиона, человек обязан: 1) за один час запомнить порядок 520 непоследовательно перетасованных карт (десять полных колод); 2) запомнить 1000 случайных чисел за час; 3) запомнить порядок непоследовательно перетасованной колоды из 52 карт за 120 секунд либо меньше. Казалось бы, это совсем нереально. Но в сентябре 2013 года соревнование распознало 133 чемпиона по памяти из 18 государств.

У чемпионов по памяти и умелых музыкантов имеется что-то общее: продолжительная и тщательная разработка стратегий – мнемонических приемов – для расширения главных свойств памяти, которая в действительности не отличается от вашей либо моей. Но память – это не мышца, которая увеличится при должной проработке. Скорее память возможно сравнить с комплектом инструментов: фактически каждые успехи окажутся по плечу, если вы, израсходовав силы и время, обучитесь грамотно применять собственный инструментарий.

Усвоение информации

В базе первой группы ответственных мнемонических приемов лежат действия с информацией по мере ознакомления с ней – в момент ее кодирования. Для хорошей памяти одинаково принципиально важно да и то, как усваивается информация, да и то, как человек пробует ее воспроизвести.

Для любого специалиста по памяти первая серьёзная стратегия кодирования пребывает в том, дабы поделить большие единицы информации на маленькие, лучше усваиваемые фрагменты. Такое разбиение информации на части именуется группировкой; в ее ходе специалисты по памяти устанавливают связи между меньшими единицами информации, объединяя их, а после этого пробуют отыскать в памяти эти группы, имеющие больше смысла, чем их отдельные составляющие.

К примеру, в случае если такому специалисту необходимо запомнить порядок карт в перетасованной колоде, он воображает каждую карту как имеющего суть персонажа, предмет либо место, а не абстрактную картину. После этого придумывает истории либо путешествия с участием этих персонажей, предметов и без того потом, тем самым соединяя их в уме. В итоге все, что необходимо будет знать специалисту, дабы отыскать в памяти целую колоду карт, – одна история, а не разрозненные ее части.

Подобно, специалист по музыкальной памяти не будет пробовать запомнить каждую ноту. Еще не сыграв и не спев ни одной ноты, он изучит партитуру и выяснит точки, в которых более неспециализированные мелодии либо линии в музыке сливаются в имеющие суть части. После этого сосредоточивается на том, дабы запомнить эти большие фрагменты музыки как единое целое.

Умелый музыкант прибегает к накопленным за продолжительное время знаниям о музыке – гаммах, арпеджио, гармонических отношениях и каденциях, дабы придать осмысленную форму большим фрагментам. Было найдено, что данный процесс анализа идет на пользу окончательному выполнению; до тех пор пока его изучили только у исполнителей хорошей джаза и музыки.

Музыканты видят суть и структуру в произведениях естественным образом; им для этого не необходимы указания. Кроме того я подмечаю последствия таковой подсознательной структуризации музыки. К примеру, в то время, когда я осваивала гитару, преподаватель показывал место в нотах и сказал: «Начни тут, прекрасно?» А я довольно часто морщилась и отвечала: «Ну, я могу начать такта на два раньше, в случае если желаете, так будет значительно легче».

Имеется места, где затевать легче, по причине того, что они обозначают подсознательные границы, каковые мы создаем в ходе усвоения информации.

Сейчас моя музыкальная память была бы намного лучше, если бы я раньше купила привычку применять подобные осмысленные музыкальные структуры, создавать фрагменты, играться любой по памяти и со временем увеличивать количество; а после этого неспешно соединять их, дабы в итоге они стали одной частью, одним воспоминанием. Были выполнены изучения, на протяжении которых велось внимательное наблюдение за тем, как опытные музыканты учили новое музыкальное произведение; в этих изучениях была отмечена важность этих моментов для успеха выполнения.

Воспроизведение воспоминаний

Структуры в музыкальной памяти кроме этого ответственны, в то время, когда происходит обратный процесс: извлечение из памяти (другими словами воспроизведение) нужной информации. Я сравниваю данный процесс с ловлей рыбы: где-то в глубоком чёрном озере отечественного ума таится воспоминание, которое необходимо выловить, и лучший метод для этого – забрать хорошую удочку. Это указывает, что мы приобретаем самые высокие шансы отыскать в памяти что-то, в то время, когда прибегаем к действенной структуре воспоминания.

Структурные такты, другими словами те, где музыканты предпочитают затевать и заканчивать играться, оказываются ключом к воспроизведению музыкальных воспоминаний. В целом музыканты отрабатывают структурные такты больше, чем неструктурные, что отражает их важность в воспроизведении заученного. Аарон Уильямон из Королевского музыкального колледжа (Англия) первым продемонстрировал, что последствия применения структур воспроизведения воспоминаний в музыке возможно заметить, в случае если изучить реакцию мозга музыканта на просмотр музыки.

Уильямон попросил шесть музыкантов выучить прелюдию ля минор И. С. Баха из «Прекрасно темперированного клавира», том II (BWV 889). После этого внес предложение указать такты, каковые они считали структурообразующими. Следующей задачей было визуальное опознание: музыкантам продемонстрировали пара тактов и просили выяснить, входят ли они в эту прелюдию.

Посредством ЭЭГ исследователи измеряли реакции мозга на протяжении исполнения данной задачи.

В целом музыканты стремительнее опознавали структурные такты, чем неструктурные; это показатель того, что подобные более ответственные части музыки было легче определить. Более того, опознание структурных тактов было связано с неповторимой моделью активности мозга: в правой части его центральной области оказался четко выраженный отрицательный пик в электрическом сигнале приблизительно через 300–400 миллисекунд по окончании показа такта. Данный тип модели связан с извлечением из памяти сложных, имеющих суть структур.

Следовательно, таковой итог, быть может, можно считать первым показателем структуры воспроизведения воспоминаний в музыкальном уме.

В то время, когда исполнитель сгруппировал музыку в осмысленные единицы и создал качественные структуры извлечения воспоминаний, остался только один этап: практика, практика и еще раз практика.

Цель практики по окончании того, как произведение выучено, – ускорить воспроизведение воспоминаний, доведя до автоматизма. Таким методом музыкант активизирует совокупность имплицитной памяти; то же самое происходит при многих обыденных действиях, к примеру в то время, когда мы обучаемся ездить на велосипеде либо управлять автомобилем. Со временем и благодаря практике некогда сложная сознательная деятельность перестает потребовать громадного количества размышлений.

Таковой переход при обработке информации в памяти – от большого уровня нужного внимания к низкому – особенно серьёзен для музыкального мастерства, требующего весьма действенной двигательной координации на протяжении выполнения.

В итоге вспоминать громадное музыкальное произведение должно быть довольно нетрудно; как раз сейчас музыкант может проявлять умение и настоящую гибкость в исполнении. В то время, когда ноты извлекаются из памяти в верном порядке, музыкант может сосредоточиться практически только на непростом мастерстве общения через музыку, на нюансах эмоционального выполнения.

Мы все звезды

Изумительная музыкальная память – не необыкновенная привилегия исполнителей мирового уровня. Пускай моя музыкальная память исполнителя не сильный, я превосходно не забываю каталог Motown Records 1960-х, произведения Beatles и симфонии Бетховена и могу в мыслях проигрывать все это в любое время и где угодно.

В то время, когда я говорю, что изучаю музыкальную память, люди часто задают вопросы, из-за чего слова и музыка запоминаются намного лучше, чем серьёзные даты либо перечень приобретений. Благодаря чему музыкальная память так посильнее? Для начала разобьем эту иллюзию в прах и пух. Отечественная память на музыку по окончании ее первого прослушивания не радует.

Андреа Гэлперн и Даниэль Мюллензифен представили 63 студентам 40 незнакомых маленьких мелодий.

После этого удостоверились в надежности память на эти мелодии, включив их в число 80 проверочных: запоминание новых мелодий среди студентов только мало превысило уровень случайности; задача была тяжёлой.

В то время, когда на протяжении теста поменяли инструмент, показатели запоминаемости стали еще хуже, что подчеркивает, как хрупкими и робкими смогут быть отечественные первые воспоминания о новой музыке. Результат кроме этого предполагает, что при первом прослушивании музыки нас особенно завлекают те ее свойства, каковые «лежат на поверхности», темперамент самого звука либо скорость, и мы обращаем меньше внимания на более глубокие структуры, гармонии и/либо ритмы.

Дабы дать представление о том, как неэффективна работа памяти на этом этапе, возможно сравнить ее с памятью на фотографии. В первой половине 70-ых годов XX века Лайонел Стэндинг представил добровольцам коллекцию около 10 000 новых фотографий. Он сохранял надежду показать ограничения совокупности долговременной памяти и, казалось бы, очень сильно переборщил с количеством.

В конечном итоге же он нашёл необычную эффективность работы памяти, продемонстрировав, что отечественная память на изображения существенно превосходит память на слова. В соответствии с оценкам, участники, которым продемонстрировали 10 000 новых изображений, через два дня отыскали в памяти 6600.

Как же увязать нехорошую начальную память на новую музыку с тем, что у нас в голове сохраняются огромные и замечательно организованные музыкальные библиотеки с тысячами мелодий, инструментальных произведений и песен? Изучения долгосрочных воспоминаний свидетельствуют, что мы не напрасно с уверенностью надеемся на собственный внутренний музыкальный каталог. Контролируя вспоминание привычной и любимой музыки, мы видим свидетельства точности и поразительной скорости музыкальной памяти кроме того у людей, ни дня не обучавшихся музыке.

Дэниел Левитин просил необязательных участников выбрать любимое произведение из громадной коллекции компакт-дисков в его лаборатории и постараться спеть его. Левитин записывал их выполнение и измерял его точность в сравнении с оригиналом. Большая часть участников показали «безотносительную память» на собственную любимую запись, другими словами смогли воспроизвести первую высоту трека с небольшой погрешностью.

Более того, сравнительно не так давно результат убедительно повторился в шести разных европейских лабораториях. В среднем певцы воспроизводили треки мало без выражения, но практически всем удалось или попадать в ноты любимой песни, или по крайней мере воспроизводить их в пределах полутона. В целом, по-видимому, у нас весьма хорошая память на любимую музыку.

Как же робкое чувство от новой музыки сменяется в памяти практически правильной копией любимых композиций? Разгадка – во времени и количестве контактов. В случае если возвратиться к сравнению памяти на новую музыку с памятью на фотографии, отличие в том, что музыка сложная, многоуровневая и начинается во времени.

Другими словами при первом прослушивании мелодии приходится принимать значительно больше, чем при просмотре фотографии.

В то время, когда мы в первый раз слышим музыкальное произведение, нас завлекают поверхностные качества звука, свойства голоса певца и тембр всех участвующих инструментов. Нас легко отвлекают музыкальные «неожиданности», к примеру трансформации в ключе либо темпе. Это возможно сравнить с ощущениями ребенка в громадном, заманчивом кондитерском магазине: тут столько всего соблазнительного, но где начать и что попытаться прежде всего?

Изучения Джея Даулинга и сотрудников продемонстрировали, как со временем начинается музыкальное воспоминание, по окончании того как проходит первое чувство. Данный процесс возможно сравнить с постройкой дома. На протяжении нескольких начальных контактов с новой музыкой мы закладываем фундамент дома и устанавливаем его каркас: создаем представление о тональности (мажорная либо минорная, трансформации в ней) и мелодическом рисунке – перемещениях мелодии вверх и вниз.

Со временем, слыша эту музыку опять и опять, мы начинаем додавать к дому окна и кирпичи, другими словами музыкальные подробности – правильная высота, разные инструменты. И наконец, приступаем к внутреннему убранству: выстраиванию эмоционального характера – выговоры, громкости и незначительные колебания темпа и т. п.

Необходимо большое количество времени и контактов с музыкой, дабы создать качественное музыкальное воспоминание; но позже оно будет крепким и долговечным, как и каждый дом хорошей постройки. Причем от слушателя фактически не нужно упрочнений, в отличие от строительства. Ум трудится за вас, а вам необходимо лишь слушать.

Улучшение музыкальной памяти

Мы запоминаем музыку по-различному. Кое-какие композиции требуют больше времени (повторных прослушиваний), в то время как вторым удается довольно быстро внедриться в отечественную память. На точность и скорость запоминания новой музыки воздействуют индивидуальные предпочтения.

Логично, что легче запоминается то, что мы вычисляем «хорошей музыкой», а не «плохой»: между эмоциями и памятью в мозгу существуют прочные связи. Музыка, которая нам нравится, посильнее повышает активность ЦНС, соответственно, больше захватывает отечественное внимание и увлекает, что, со своей стороны, связано с лучшим запоминанием. Хорошее настроение кроме этого разрешает лучше, чем негативное, запомнить новую музыку.

Стефани Сталински и Гленн Шелленберг показали силу взаимоотношений между симпатией и музыкальной памятью. На протяжении изучения 55 добровольцев оценили, как им понравились 24 новых музыкальных отрывка, любой приблизительно по 15 секунд. За этим следовал 10-минутный паузу – они заполняли анкеты, а позже делали тест на память: любой участник слышал всего 48 композиций – 24 из первого этапа опыта и 24 новые, но похожие на первые.

Участник решал, слышит он любой музыкальный отрывок в первый раз либо нет.

Результаты четко продемонстрировали: не смотря на то, что отечественная память на новую музыку достаточно не сильный, люди запомнили маленькие мелодии достаточно прекрасно чтобы исследователи смогли оценить действие симпатии. Музыкальные отрывки, каковые нравились участникам, запоминались существенно лучше мелодий, оценивавшихся как нейтральные либо нехорошие.

Исследователи пошли дальше. Они задались вопросом: что будет, в случае если паузу сделать дольше – так как как раз так чаще и не редкость в конечном итоге. 24-часовая отсрочка дала такой же итог: понравившуюся музыку не забывали лучше.

Данный эффект сохранился и тогда, в то время, когда пробовали разные обстановки слушания, а также в то время, когда сказали участникам о грядущем тесте на память и попросили их постараться запоминать музыку, создавая при прослушивании зрительные воспоминания.

Логично, что мы запоминаем полюбившуюся мелодию со временем, поскольку очевидно предпочитаем чаще ее слушать. Но это изучение демонстрирует, что отечественная начальная реакция на музыку оказывает измеряемое действие на то, как прекрасно не забываем услышанное кроме того по окончании одного прослушивания.

Еще: певческую музыку мы не забываем лучше, чем инструментальную. Майкл Вайсс и его сотрудники рассуждали, что мы, быть может, больше настроены на запоминание певческой музыки, чем инструментальных звуков, поскольку голосовые звуки имеют для людей большее биологическое значение. Они удостоверились в надежности память людей на мелодии, исполнявшиеся голосом либо на разных инструментах: и привычных (фортепиано), и менее привычных (маримба, банджо).

Для изучения, совершённого в Канаде, было отобрано 32 незнакомые народные мелодии из Ирландии и Великобритании. Их выполнила певица, выпевая все ноты на слоге «ла». После этого исследователи создали инструментальные предположения певческих вариантов, идеально соответствующие по высоте, длительности и амплитуде.

Любой участник прослушал 16 этих мелодий – по четыре для каждого типа звука, после этого прервался на заполнение анкеты и, наконец, выполнил тест на память.

Певческие мелодии запоминались лучше инструментальных; последние по показателям не отличались друг от друга. Звуки фортепиано запомнились не лучше звуков маримбы, так что возможно исключить несложный эффект знакомства со звуком. Авторы заключили: как и симпатии, певческая музыка может вызывать у слушателей более высокую активность ЦНС и внимательность – эффект, за которым может находиться биологическая склонность предпочитать человеческий голос музыкальным инструментам.

Все указанные опыты демонстрируют, что на запоминание новой музыки воздействуют бессчётные факторы; без сомнений, еще многие из них предстоит найти и зафиксировать. Эти нюансы, включая отечественную реакцию в следствии симпатии и очевидную тягу к певческой музыке, содействуют тому, что в итоге формируются прочные и долговечные музыкальные воспоминания.

Предугадай мелодию за 400 миллисекунд

Я то и дело повторяю, что музыкальные воспоминания весьма прочны, но где же доказательства? Один показатель эффективности музыкальной памяти – изучение «треньканья». Кэрол Крумхансл изучала процессы, лежащие в базе музыкальной памяти, проигрывая людям ничтожно малые образцы музыки: отрывки в 300 и 400 миллисекунд – так именуемые треньканья.

Если вы включите любимый аудиоплеер и проиграете всего одну секунду композиции, то осознаете, как мало возможно услышать в треньканье, продолжающемся около трети этого времени.

Крумхансл воспроизводила для участников треньканья музыки из периода от 1960-х по 2000-е гг. и просила их отыскать в памяти исполнителя и наименование, и десятилетие выпуска композиции, ее стиль (более широкая и надежная категория, чем жанр) и эмоциональное содержание. Но так как это нереально, правда?

Необязательными участниками изучения Крумхансл были люди, обучавшиеся музыке довольно продолжительное время (примерно 10 лет). Их возможно было назвать более-менее заядлыми слушателями музыки (в среднем около 20 часов в неделю); но это были юные люди и уж точно не умелые музыканты, авторы музыки либо музыкальные критики. В общем они выслушали 28 музыкальных треньканий, забранных из песен, каковые занимали первые места в чартах изданий Rolling Stone, Billboard и Blender.

Практически 30 процентов участников утверждали, что смогли выявить песни, услышав подобное треньканье, и в данной группе 95 процентов верно определили наименование и исполнителя.

оптимальнее узнавались звуки из песен Бритни Спирс Baby One More Time и Ареты Франклин Respect. Высокие показатели узнавания были кроме этого у композиций Every Breath You Take группы Police и Imagine Джона Леннона. Меньше всего узнавались Wonderful World Луи Армстронга, Viva La Vida группы Coldplay и Beautiful Day в исполнении U2.

Участникам, опознавшим треньканья, кроме этого прекрасно получалось выяснить десятилетие выпуска; это предполагает, что информация скоро вспоминалась либо логически определялась наровне с исполнителем и названием. Кроме того в то время, когда участники не выясняли песни, им довольно часто получалось выяснить стиль и эмоциональное содержание. После этого Крумхансл попыталась совершить похожий опыт с треньканьями на 300 миллисекунд.

Как и ожидалось, точность снизилась, но осталась выше 10 процентов.

В целом изучение треньканья говорит о том, что память на известную музыку поразительно подробна и надежна; небольшой ее отрывок может привести к припоминанию всей песни в таковой степени, что люди определят исполнителя, десятилетие и название выпуска композиции. То, что стиль и эмоциональные оценки не всегда были так тесно связаны с верным опознанием, свидетельствует, что эти нюансы музыкальной памяти, быть может, сохраняются в отечественном мозгу как-то в противном случае.

Что весьма интересно, в изучении кроме этого выявилось предпочтение более ветхих песен – из 1960–1970-х гг., не смотря на то, что участники были достаточно молоды. Результат возможно истолковать как действие на память характерных методов и стилей записи музыки – эффект уникальности. Быть может, песни той эры ассоциировались с более почитаемыми образами истории, каковые были прочнее в общей эпизодической и семантической памяти.

Быть может, продолжительнее продолжались контакты с музыкой: юные взрослые слышали музыку собственных своих родителей продолжительнее, чем собственную.

Либо, как выразилась Крумхансл, «может, эта музыка лучше»: увлекательный довод, и мне думается, в нем что-то имеется.

Наконец, экспериментатор применяла собственный изучение как основание для оценки количества музыкальной памяти. В случае если слушать музыку по 20 часов в неделю (как участники данной работы), возможно услышать в среднем по 22 000 песен каждый год (при длительности каждой около трех мин.). Не смотря на то, что ко мне входит большое количество повторов, все равно имеется основания высказать предположение, что средняя память слушателя при таковой частоте за всю жизнь вмещает много тысяч, если не миллионы, опознаваемых запоминаемых композиций.

Отечественная музыкальная судьба

Еще один показатель силы музыкальной памяти – ее долговечность. Дэвид Рубин писал об устных традициях: какое количество народных, племенных песен и детских сохраняется в людской культуре тысячи и сотни лет, притом что их ни при каких обстоятельствах не записывали. Похоже, музыка в полной мере способна жить, опираясь только на память бесчисленных поколений.

Музыкальная память кроме этого прекрасно сохраняется в течение одной людской жизни. Пример человека с отличной и долговечной музыкальной памятью – моя бабушка. Она обожает петь и частенько начинает выполнять песню, на которую натолкнула сказанная кем-то фраза.

Особенно прекрасно бабушка не забывает мелодии, услышанные в юные годы и юности; такое свойство неспециализированной памяти именуется пиком воспоминаний.

Изучения продемонстрировали, что у пожилых слушателей вправду остается большое количество ответственных навыков музыкальной памяти, таких как свойство выяснять трансформации в мелодиях, кроме того притом что работа памяти мало замедляется в соответствии с теориями возрастного понижения познавательных свойств. И, как мы подробнее заметим в следующей главе, музыка, несущая пожилым людям утешение и стимулирующая их память самый действенно, – значительно чаще та, которая продержалась в их памяти продолжительнее всего со времени их пика воспоминаний.

На том, что музыкальная память сохраняется всю жизнь, выстроен популярный формат радиопередачи: в ней узнаваемый человек говорит историю собственной жизни через любимую музыку, к примеру передача на BBC Radio 4 «Диски необитаемого острова». Услышав воспоминания, поведанные частично посредством подобранной музыки, возможно под неповторимым углом посмотреть на пережитое им, и на его мировоззрение и личность. За годы судьбы музыка делается отечественной частью, по причине того, что замечательно переплетается с эпизодическими воспоминаниями о людях и событиях.

В данной части главы мы заметили последовательность настоящих свойств музыкальной памяти. Не смотря на то, что для первого прослушивания это не самая система памяти, со временем она способна выстроить прочные и долгосрочные музыкальные воспоминания, каковые легко сочетаются с событиями нашей жизни и становятся одной из ответственных частей отечественного «я». В следующей части главы разглядим силу музыкальной памяти под родным к данной теме углом: ее свойство к выживанию.

«Злодейка»

До сих пор в данной главе я сказала о добропорядочной стороне музыкальной памяти – превосходных для обучения силах и способностях, разрешающих ей выживать. Но в интересах сбалансированной точки и справедливости зрения я закончу главу рассмотрением неприятной стороны музыкальной памяти.

К вам когда-нибудь цеплялась мелодия? Маленькая песенка либо настоящее – целая композиция, которая играется и играется у вас в уме, как заевшая пластинка? В случае если статистика не лжёт, более 90 процентов из вас ответят «да».

В случае если у вас в голове ни при каких обстоятельствах не застревала мелодия, вы очевидно в меньшинстве.

У некоторых людей музыка в голове так довольно часто играется «на повторе», что, по их утверждению, в повседневной судьбе практически в любое время присутствует саундтрек.

на данный момент мы именуем это явление непроизвольными музыкальными образами, но в разговорной речи такие мелодии именуют приставучими. Для обозначения этого понятия уже накопилось большое количество терминов, а также «мозговой червяк», «привязчивая музыка», «когнитивный синдром» и «зуд заевшей песни». У себя в лаборатории мы именуем эти заевшие мелодии «ушным червяком».

Давайте сперва опровергнем пара фальшивых догадок об этом явлении.

Факт 1

Мелодии-приставучки не всегда раздражают. Отвечая на первый вопрос о привязчивых мотивах, люди довольно часто говорят об ощущениях либо случаях, каковые им действуют на нервы. Но в случае если взглянуть на масштабные опросы населения либо совершить дневниковые изучения реакций людей в каждом случае, окажется, что большая часть песен-приставучек в действительности им не докучают (их квалифицируют как нейтральные) либо кроме того приятны.

В собственных изучениях я задаю вопросы людей, как они осуществляют контроль либо пробуют спровадить собственных приставучек, и слышу много ответов по типу: «А для чего мне их осуществлять контроль? Они не злят, кроме того время от времени составляют мне компанию».

Факт 2

Приставучки – это не всегда поп-мелодии либо музыкальная реклама. Как бы ни желали рекламисты верить, что к нам цепляются лишь маленькие, запоминающиеся мелодии, я могу привести много примеров, в то время, когда привязывается сложная музыка, включая классику, современный джаз и нью-эйдж. Да, большая часть приставучек, о которых мне говорили, были мелодичными, певческими и несложными; но, отрицая существование вторых видов, мы оставили без внимания бы ответственную данные о вероятных обстоятельствах этого явления.

Факт 3

Приставучки цепляются к музыкантам не чаще, чем к остальным. Данный вопрос не решен совсем, но эти существующих изучений предполагают, что самые нередкие и/либо самые продолжительные случаи привязчивых мелодий бывают не у тех, кто больше всего обучался музыке. Более того, музыканты с самым продолжительным образованием (более 15 лет) довольно часто информируют о меньшем количестве приставучек, чем те, кто обучался музыке меньше.

Проводя изучения, мы поняли, что мелодии-приставучки значительно чаще появляются у людей, радующихся музыке ежедневно, в особенности у любителей подпевать. Приятным побочным эффектом данной закономерности можно считать то, что последней категории по большей части нравятся их приставучки.

В ряде источников были предприняты попытки определить, какие конкретно человеческие качества предвещают повышенный риск нередких либо тревожащих случаев приставучек. Увлекательное понятие в данной области – транслиминальность. При высоком показателе транслиминальности лучше удается осознавать мысли и эмоции, берущие начало в бессознательном.

Возможно сформулировать это так: представьте, что между отечественной сознательной и бессознательной психологической судьбой имеется барьер.

Данный барьер менее прочен у людей с высокой транслиминальностью.

Майк Уоммз и Имантс Барусс подчернули, что люди с высокой транслиминальностью чаще информировали о постоянных и отвлекающих приставучках, чем те, у кого ее показатель был низким.

В других изучениях сообщалось о связи между приставучками и невротизмом, и между приставучками и неклиническими обсессивно-компульсивными чертами личности. без сомнений, со временем всплывут и другие факторы личных изюминок личности; но Примечательно, что большая часть отысканных изюминок сопровождается тенденцией к размышлениям с повышенной возможностью сосредоточиваться на прошлых либо настоящих событиях и тревожиться о них.

Изучение типа людей, к каким цепляются приставучки, – одно из направлений поиска обстоятельства этого явления. Еще один метод – изучить события, при которых приставучки появляются в повседневной судьбе. Такую цель я поставила в одном изучении, в котором проанализировала много случаев приставучек с рассказами о том, из-за чего мелодии застревают у людей в голове.

Для ясности отмечу, что только четверть участников утверждали, что знают обстоятельство этого; другими словами многие случаи остаются без объяснения.

Что приводит к появлению приставучек?

В то время, когда участники имели возможность обрисовать события появления собственной приставучки, то значительно чаще говорили о недавних и повторных контактах с данной мелодией. Таковой итог соответствует идее Оливера Сакса о том, что засилье легкодоступной музыки Сейчас по крайней мере провоцирует нередкое появление приставучек.

Но распространенность современной музыки не имеет возможности стать единственным объяснением; мы знаем, что приставучки были известны задолго до наших дней с вездесущими музыкальными записями. Во второй половине 70-ых годов девятнадцатого века Марк Твен написал рассказ «Режьте, братцы, режьте!», у храбреца которого в голове засел стишок, так его отвлекавший, что он смог прекратить его нескончаемое повторение, только «заразив» им приятеля.

Еще один фактор, довольно часто содействующий появлению приставучек, но никак не связанный с слушанием музыкальных композиций, – работа непроизвольной памяти. К примеру, одна из участниц моего изучения поведала, что заметила номерной символ, напомнивший ей о песне PYT (Pretty Young Thing) Майкла Джексона, и до конца дня эта песня засела у нее в голове, не смотря на то, что до того она продолжительно ее не слышала.

Мы еще далеки от понимания, из-за чего память так вклинивается в движение мыслей – в это же время, что мы видим и слышим, и соответствующими изображениями либо звуками в мозгу. Но из таких данных, как история с песней Майкла Джексона, видно: вмешательство памяти в мысли – действенный фактор происхождения приставучек. И мы фактически не можем осуществлять контроль таковой вид психологической активности – разве что засядем в чёрной помещении, где ничего не видно и не слышно.

Похоже, вмешательство памяти – естественное последствие изюминок ее работы, и, пока музыка в том месте хранится, это явление возможно позвано случайной встречей с любым напоминанием о содержании музыки.

Вероятно да и то, что за некоторыми случаями приставучек смогут находиться эмоциональные условные реакции. В моем опросе кое-какие респонденты информировали, что в ответ на определенные настроения либо события у них постоянно появлялась одинаковая приставучка. У меня такое также не редкость: в то время, когда я в весёлом настроении, в голове довольно часто звучит песня The Deadwood Stage в ярком выполнении Дорис Дэй.

Это постоянно вызывает у меня ухмылку.

Будущие изучения окажут помощь разобраться в других вероятных обстоятельствах приставучек; представим, к примеру, что благодаря таким мелодиям возможно корректировать уровень внимания либо настроение для исполнения какой-то задачи. Приятно думать, что мозг, быть может, выбирает мелодии из «музыкального автомата», дабы поддержать отечественные действия, так же как мы сами время от времени подбираем песню, дабы получить уверенность перед походом в клуб либо успокоиться по окончании спора.

Но еще у приставучек имеется особенность, с которой мы до тех пор пока мало разобрались: их повторение, закольцованность. Из-за чего так «заедает пластинка»? И опять-таки мелодии – не единственный тип мыслей, талантливых проигрываться в уме на повторе.

Тревоги либо размышления также смогут быть цикличными, в особенности на протяжении стресса. Я довольно часто слышала рассказы о вторых типах повторяющихся звуков, таких как слова из стихов, молитв а также смешных рассказов. Превосходное уровень качества мелодий-приставучек в том, что благодаря распространённости и своей обычности по сравнению с другими видами умственной деятельности они – нужный инструмент изучений, талантливый лучше разобраться в других типах повторяющихся мыслей.

Во всех трех обличьях: «звезда», «оставшаяся в живых» и «злодейка» – музыкальная память играется решающую роль в понимании отечественного музыкального мира и того, во что мы верим, через что состоялись в жизни и как стали теми, кто мы сейчас. Но еще ответственнее, что музыка может приносить утешение и помогать выздоровлению при травмах и болезнях. В последней части рассказа о отечественной музыкальной жизни обращение отправится как раз об этом.